Тема о льготах детям войны активно обсуждается в обществе последние пять лет, но федеральный закон о статусе для этой категории граждан России до сих пор не принят, поскольку отвергается депутатами фракции Единой России. Не нашлось слов о детях войны и в последнем Послании президента России Федеральному Собранию.
Между тем, в некоторых регионах страны уже приняты и действуют нормативные акты о льготах для детей войны, проживающих на их территории. Следует отметить, что действующими федеральными законами о пенсиях и о ветеранах установлены льготы труженикам тыла, родившихся до 31 декабря 1931 года, если до пятого мая 1945 года они проработали не менее шести месяцев в тылу. А для граждан, родившихся в период с первого января 1932 года по третье сентября 1945 года, никаких льгот не предусмотрено, хотя многие из них во время войны в летние и осенние периоды привлекались к полевым работам по уборке табака, картошки, колосков зерновых культур, за что им начисляли трудодни.
Руководство страны почему-то не спешит с принятием закона о льготах для детей войны, хотя самым молодым из них уже исполнилось 75 лет, а значительная часть более старшего поколения ушло в мир иной, не дождавшись положенных им льгот. О трудностях и обидах, которые пришлось испытать детям войны в послевоенные годы, забыть невозможно.

Родился я в декабре 1941 года в посёлке Демидовский Бирского района Башкирской АССР. Демидовским он назван потому, что промышленник Демидов искал поблизости железную руду, и до сих пор в нескольких сотнях метрах от поселка можно найти заброшенные небольшие шахты.
Посёлок Демидовский построен в один ряд на небольшом холме примерно в 100 метрах от реки Шади, насчитывал всего 12 домов. У жителей была одна фамилия - Князевы, поэтому частенько пользовались прозвищами: Михей, Михеиха, Ванька-хитрый, Артем-большая шапка, Анисиха и т.п.
В деревне Шадя-Ларкино, расположенной на склоне горы на другом берегу реки Шади, было построено 30 домов, жители носили фамилии Печенкины и Арямновы.
В шестидесятых годах, когда колхозникам начали выдавать паспорта, оба населенных пункта опустели. Сейчас там нет даже намека на то, что здесь когда-то жили люди. Даже местное кладбище превращено в пахотное поле. Причиной миграции селян послужило то, что не было электричества, люди пользовались керосиновыми лампами, дома отапливали дровами.
Школа, клуб, администрация сельского Совета и правление колхоза находились в деревне Суслово, за несколько километров от Демидовского и Шади-Ларкино. Жители в город Бирск обычно ходили пешком за 12 км, и только приближенные к руководству колхоза люди пользовались лошадьми.

Мой отец, Князев Алексей Иванович, родился в 1909 году в пос. Демидовский. Мать, Клавдия Михайловна (девичья фамилия Сальникова), 1912 года рождения, проживала в соседней деревне Бурново, в нескольких километрах от Демидовского. Родители поженились в 1931 году, через год у них родился сын Сергей, еще через два года - дочь Галина (были еще дети, но умерли в младенчестве). Родители работали в колхозе, который объединял пять деревень, включая Демидовский: Суслово, Десяткино, Шадю-Ларкино и татарскую деревню Шестыково. Поскольку отец окончил церковно-приходскую школу и какие-то курсы, то он руководил полеводческой бригадой, а мать работала рядовой колхозницей, была полностью неграмотной.
С декабря 1939 года по май 1940 года отец находился в армии и принимал участие в боях с белофиннами. После демобилизации возвратился домой, но 13 июля 1941 года он вновь был призван в действующую армию, а в январе 1944 года пропал без вести.
Два брата моего отца тоже были на фронте и погибли: Александр - в боях за Москву, а Михаил - на Кавказе. Получив похоронки, бабушка Ксения тяжело заболела и в 1944 году умерла. Дед Иван ростом был почти 2 метра, могучего телосложения, одной рукой, словно обычную бутылку, поднимал четверть с домашним вином. Пережить смерти жены и сыновей не смог, в результате инсульта у него парализовало правую половину тела, отнялась речь, через полтора года он тоже умер.

О своих младенческих годах я знаю по рассказам матери и старшей сестры. Во время войны мать уходила на работу рано утром и возвращалась вечером. До трёх лет меня днём оставляли с бабушкой, а после её смерти стали оставлять дома одного, поскольку детских яслей и детского сада в колхозе не было. Были случаи, когда я в сильный холод без верхней одежды гулял на улице до прихода матери.
На трудодни колхоз выдавал муку или зерно, однако в основном все жили за счет подсобного хозяйства: огорода, домашних животных.
В первые послевоенные годы из-за голода мы, шести-семилетние мальчишки, ранней весной ходили по полям в поисках оставшейся в земле картошки, из которой родители пекли лепёшки с добавлением семян лебеды. В летнее время собирали щавель, ягоды, черемуху, малину. Особенно тяжело сельчане перенесли голод конца сороковых годов: употребляли в пищу лебеду, разные коренья и всё, что могло утолить голод.
В моей памяти остался такой эпизод. Два брата 12 и 14 лет, после смерти родителей жили одни, никого из родных не было. Когда у младшего заболел живот, второй поставил ему в качестве "банки" глиняный горшок. Живот несчастного втянуло в посудину, и он потерял сознание. Старший брат не смог снять "банку". Случайно оказавшийся около дома мужчина услышал крики о помощи, молотком разбил горшок и спас подростка от смерти.
Зимы в сороковые годы были снежные. Иногда приходилось прорывать траншеи, чтобы выйти из дома в поселок. В качестве обуви мы носили лапти. Осенью 1949 года мать купила ботинки. По первому выпавшему снегу решил поиграть со сверстниками в "догонялки". Догоняющий резко толкнул меня в спину и посадил на "шпагат", я получил вывих правого тазобедренного сустава. Самостоятельно подняться не смог, ребята сразу же разбежались по домам, а я приполз домой по-пластунски. Хорошо, что мать сама сумела вправить сустав на место, но несколько дней я ходил, прихрамывая.
С шестилетнего возраста в летнее время меня заставляли пропалывать грядки с овощами, окучивать 25 соток картошки. Нередко от жары и усталости я засыпал возле грядок, а когда просыпался, то обнаруживал рядом ужей, которые водилось в ольховой рощице, примыкавшей к огороду. Редко удавалось поиграть с ребятами или искупаться в речке.

В 1946 году пришло извещение о том, что Князев Алексей Иванович пропал без вести в октябре 1943 года.
Более 30 лет я пытаюсь узнать день и место его гибели. После многократных обращений в архивы Министерства обороны СССР и Российской Федерации с заявлениями о розыске отца в 2015 году получил сообщение, что он пропал без вести в январе 1944 года во время боевых действий (без уточнения места и даты). Вновь направил заявления о розыске отца в различные организации и 25 января 2020 года из Смоленского областного архива новейшей истории получил справку следующего содержания: Князев Алексей Иванович, 1909 года рождения, красноармеец, беспартийный, служил в 771 стрелковом полку, 22 августа 1943 года включен в состав 4-ой Клетнянской партизанской бригады в качестве бойца и по соединении с частями Красной Армии 20 октября 1943 года направлен в 16 стр. корпус 11 гвардейской Армии. Другими сведениями архив не располагает.

Родственники и подруги моей матери после получения извещения о гибели мужа уговорили её создать семью с соседом, Князевым Георгием Николаевичем, 1920 года рождения, вернувшимся с фронта после тяжелейших ранений (он всем потом рассказывал, что был влюблен в неё с 15 лет). От брака родились две дочери, Нина и Людмила, 1948 года и 1952 года рождения. Первые несколько лет отчим хорошо относился ко мне, брал с собой в кабину трактора, когда пахал в поле. Позднее начал выпивать с приятелями, в нетрезвом виде несколько о раз пытался выгнать меня из дома. Умер в 1988 году от инсульта.

В первый класс я пошел в 1949 году. Школа располагалась в деревне Шадя-Ларкино в деревянном доме, в котором расположили два ряда парт: в одном ряду сидели первоклассники, в другом - ученики третьего класса. Оба класса в первую смену вела учительница Анна Семеновна, а со вторым и четвертым классами во вторую смену занималась другая учительница.
Весной, когда река разливалась и вода подступала вплотную к посёлку, всех учеников из Демидовского перевозили в школу на лодках. Моя мама договорилась с дочерью нашего соседа, проживавшей в деревне, о моём проживании у неё до окончания паводка. С оставленными мне матерью продуктами происходило, как у героя рассказа В.Г. Распутина "Уроки французского" - их тайно потаскивала дочь хозяйки.
Отчиму, как штатному сотруднику машинно-тракторной станции, в 1951 году предоставили земельный участок под индивидуальное жилищное строительство в городе, поэтому с третьего я учился в Бирске.

Расстояние до школы было около трёх километров. Но я частенько приходил на занятие к концу первого урока: по пути изучал улицы и переулки города. За опоздание учительница ставила меня "в угол", а за шёпот на уроке выставляла за дверь класса. Поэтому первую четверть третьего класса я, в основном, провел в "углу" и коридоре школы. Домашние задания не всегда успевал сделать, так как должен был натаскать воды из колонки за 250 метров от дома, дать корм домашним животным, почистить сарай. Кроме того, условий для выполнения домашних заданий практически не было: дом состоял из одного жилого помещения, в зимние месяцы у нас жили по 3-4 тракториста из колхоза, занимавшиеся ремонтом сельхозтехники, по вечерам они играли в карты, рассказывали анекдоты и громко хохотали. Оценки получал соответствующие, и после каждого приглашения матери в школу на моей спине оставались отпечатки от вожжей или палки.
Решив сбежать из дома, в конце января 1953 года вечером в кирзовых сапогах и фуфайке я пешком отправился в путь до Уфы за 100 километров от Бирска. Примерно через 8 км пути замерз, недалеко от дороги увидел огоньки строений опытно-селекционной станции. Постучался в первый дом. Оказалось, что в нём проживает бывшая соседка из Демидовского. Узнав о моих планах, она уговорила побыть у нее пару дней, пока ослабеет мороз, а потом привезла домой. После этого случая мать физически меня не наказывала, с учёбой дела тоже пошли хорошо.
Выплачиваемое мне за погибшего отца пособие полностью уходило на нужды семьи. Первый приличный костюм был подарен мне братом в 1955 году, когда он вернулся после службы в морском флоте на Камчатке.
Летние каникулы мы с соседскими ребятами проводили на свежем воздухе: мать с отчимом приобрели двух коз, обязанность пасти их возложили на меня. Рано утром мы с ребятами выгоняли своих "подопечных" подальше от города, где строили шалаши, жгли костры, пекли картошку. К началу учебного года приходили прилично загоревшими и отдохнувшими.

В июне 1956 года я в Суслово окучивал с младшей сестрой картошку на выделенном отчиму участке. Неожиданно разразилась сильнейшая гроза. Спасаясь от ливня, я открыл заколоченное окно пустующего дома и открыл дверь. Все находившиеся поблизости люди спрятались в сенях, а я подошел к открытому окну. Очередной удар молнии задел меня, и очнулся я в больнице на четвертые сутки. Поражение молнией отразилось на глазах - появилась сильнейшая светобоязнь, более месяца я провел в офтальмологической больнице. Главный врач сказал, что я рожден в рубашке. Многие спрашивали, увидел ли я ударившую меня молнию. Нет, мой мозг этого не сохранил.
По настоянию матери по окончании седьмого класса подал документы в Благовещенское ремесленное училище по специальности токаря. Экзамены сдал на "хорошо", но был зачислен в группу формовщиков чугунно-литейного цеха, поскольку группы по иным специальностям были укомплектованы. Первого сентября 1956 года прибыл в ремесленное училище. Меня пригласили в учебную часть и выдали документы, заявив, что по распоряжению администрации города в училище зачислены местные ребята, отцы которых являются инвалидами войны. На заявление, что мой отец вообще погиб на фронте, директор развел руками: ничем помочь не могу.
После восьмого класса по настоянию матери решил поступить в медицинское училище на фельдшерское отделение. Однако в школе документы мне не выдали и предложили окончить 10 классов.
Девятый класс окончил без троек, в конце учебного года меня приняли в комсомол и тут же избрали секретарём первичной комсомольской организации школы.
В десятом классе у меня возник конфликт с учителем химии Ямщиковой, по прозвищу "селедка" - из-за высокого роста и худощавого телосложения. Химия мне нравилась, по ней я получал в основном пятёрки.
В феврале 1959 года я участвовал в районной комсомольской конференции, а в тот день по химии проходили новую тему. На следующий я не смог решить задачу по этой теме, получил двойку. С этого начались мои проблемы. Учитель стала спрашивать меня на каждом уроке. Из-за упрямства я отказывался отвечать и получал неуды. По итогам года получил тройку, экзамен сдал на четвёрку. Заполняя мой аттестат зрелости, учитель химии, якобы по ошибке, поставила мне тройки по тригонометрии, химии и физике. На мою жалобу завуч сказал, что исправлять ничего не будет - за испорченный аттестат у школы могли быть неприятности: "Для тебя эти оценки не имеют большого значения, ведь ты же не думаешь поступать в университет?" Эта несправедливость и обида ещё долго жили в моём сердце.
Учась в десятом классе, я по вечерам изучал токарное дело, работал на токарном станке с разрешения начальника цеха МТС. Весной комиссия приняла у меня экзамен по токарному делу и вместе с аттестатом зрелости мне вручили удостоверение токаря 3 разряда.
Кроме того, в школе на уроках труда изучали столярное дело и машиноведение. По инициативе учителя физкультуры Михаила Грушина была отремонтирована списанная полуторка, поэтому ученики старших классов изучали узлы и агрегаты машины, занимались вождением по улицам города.
В связи с тяжёлым материальным положением семьи сразу после окончания школы - 3 июля 1959 года - я поступил на работу в автотранспортную контору слесарем.

10 ноября 1960 года меня вызвали в райвоенкомат и отправили служить в Севастополь. Однако при повторном прохождении медкомиссии обнаружилось ухудшение зрения (последствие поражения молнией), и вместо службы в Военно-Морском Флоте я был направлен в Московский военный округ ПВО.
Служба давалась легко: в первый год сдал экзамены на оператора радиотехнического центра первого класса, признан "маяком" полка, два раза поощрялся командованием отпуском на 10 суток. В июне 1962 года по приказу командира корпуса меня командировали в соседний полк для участия в ракетных стрельбах на полигоне Капустин Яр. Полк считался образцово-показательным, и для подтверждения этого статуса в него перевели еще нескольких первоклассных специалистов из соседних полков. За отличные показатели мне объявили ещё один отпуск, по возвращении из которого оставили служить в этом полку. Естественно, что отношение ко мне было уже не то, что в предыдущем полку.
На последнем году службы меня одного от части направили на трехмесячные курсы офицеров запаса. На построении 4 ноября 1963 года начальник штаба полка зачитал приказ Министра обороны СССР о присвоении мне звания младшего лейтенанта запаса, а вечером на торжественном собрании командир полка огласил приказ о присвоении звания ефрейтора, чем вызвал гомерический хохот присутствующих. Он даже не понял комичность ситуации. Меня демобилизовали в декабре 1963 года, задержка была вызвана ситуацией в США (убийство президента Кеннеди, обострение отношений США с Кубой).

Прогнозы школьных учителей не оправдались. В 1965 году я поступил на юридический факультет МГУ имени М.В. Ломоносова. Рассчитывать на помощь родных мне не приходилось, и на первом курсе по вечерам я работал почтальоном в Центральном телеграфе (ул. Горького, ныне Тверская, 7), а на втором курсе - помощником печатника в типографии "Гудок". Из получаемых 110 рублей зарплаты и 35 рублей стипендии я оказывал помощь матери и младшим сестрам. Летние каникулы проводил в студенческих строительных отрядах: два раза - в Целиноградской области, два раза - в Норильске.

Успешно окончил МГУ в 1970 году и долгие годы находился на страже закона: работал народным судьей Тушинского района, судьей Московского городского суда, прокурором отдела и старшим прокурором управления Прокуратуры Союза ССР, председателем Коптевского районного суда Москвы, начальником отдела в аппарате Уполномоченного по правам человека России, заместителем начальника Медицинского центра РАН по правовым вопросам, правовым инспектором труда Профсоюза работников РАН. В 2016 году ушел на заслуженный отдых.

За вклад в укрепление законности и правопорядка неоднократно поощрялся Генеральным прокурором СССР, президентом РАН и Центральным Советом Профсоюза работников РАН.
Указом Президента России мне было присвоено звание Заслуженного юриста Российской Федерации. Награждён ведомственными медалями и Почетными знаками нескольких ведомств, включая Генеральную прокуратуру России, а также памятными знаками и медалями общественных организаций.